Автобус медленно набирает высоту по пыльному шоссе, и вскоре города индийского штата Химачал-Прадеш остаются в низине — среди осенних туманов Прегималаев.
Через окно проглядывают силуэты ледяных вершин, прижимающих дорогу со всех сторон. Между ними змеятся недоступные гималайские преобладания — Рохтанг-ла (3978 м), Баралача-ла (4883 м), Лахлунг-ла (5200 м), за которыми находится регион Ладакх — самая недоступная и манящая часть Кашмира, известная как Малый Тибет благодаря сохранившейся тибетской культуре. Окруженный самыми высокими в мире горами — Каракорумом и Гималаями, Ладакх — это земля бесконечности. Бесконечно высокие вершины, бесконечная красота и бесконечная суровость.
Вечер застает меня на бивуаке семьи кочевников, которые
за несколько рупий приютили путников в своей холщовой палатке.
Возле керосинового примуса в центре скрючилось все семейство — женщины, дети, старики. Хозяева готовят скромный ужин из пшеничных лепешек, цампы (поджаренная ячменная мука, смешанная с чаем, маслом и сахаром) и вареных овощей.
На рассвете, окоченевший от холода, я продолжаю путь на шатком автобусе в столицу Ладакха, Лех. И снова я попадаю в замкнутый круг заснеженных семитысячников, обрывов, осадков, тут и там бредущих кочевников, ветра, пронизывающего до костей, и качания на дороге. И невозможно синее, звенящее небо Ладакха, в которое врезаются островерхие крыши буддийских монастырей (гомпас) и конусообразные часовни (чортены), расположенные на скалах над дорогой.
Вечером второго дня я прибываю в Лех, который находится на высоте 3500 м над уровнем моря. Воздух здесь настолько сухой, что в первые дни я едва могу дышать. Когда я прихожу в себя от высоты и усталости, я бросаюсь осматривать достопримечательности. Лех — живописный город с белеными зданиями, кучей гомпасов и чортенов и рынками с афганскими, индийскими и тибетскими товарами. Люди кишат среди прилавков — кашмирцы в грубых шерстяных одеждах и сплюснутых кепетах на голове, ладакхцы в ожерельях из бирюзы, янтаря и кораллов, с пуговицами и бусинами, торчащими из ушей, продающие сушеные помидоры и красные яблоки. Особенно красочно выглядят женщины в перах, местных праздничных головных уборах. Здесь количество бирюзы на перахе — показатель богатства женщины, а количество принадлежащих ей отар — показатель богатства мужчины.
На одном конце главной улицы Леха находится мечеть Джама Масджид, муэдзины которой рано утром будят весь город. На холмеРядом с ним находится дворец Сенгье Намгьял (16 век). Поднимаясь к нему, я прохожу мимо многих людей, с которыми обмениваюсь традиционным Джулли!. В ответ некоторые из них выползают мне навстречу.
В этих краях хлопанье — это приветствие и выражение уважения.
В королевских покоях Сенгье Намгьял сохранились древние фрески и интересные предметы, принадлежавшие прежним обитателям. Но полы на всех пяти этажах здания настолько прогнили, что грозят обрушиться с грохотом в любой момент. Над Сенгье Намгьялом ветер развевает развешанные на скалах разноцветные молитвенные флаги с изображениями буддийских святых, священными мантрами и тибетскими символами.
Я возвращаюсь в город, чтобы поужинать. Все рестораны вокруг рынка в Лехе предлагают томатный суп, момо (пельмени с начинкой из овечьего мяса или овощей) и чопсуй (лапша по-тибетски), а также любимые ладакхские блюда: желудок яка, баранью колбасу, жареную баранью печень, тушеные бычьи ноги или говядину с репой. Из-за засушливого климата основным ингредиентом в меню является жирное мясо барана — в качестве начинки для пельменей, высушенное и нарезанное длинными полосками или сваренное в кастрюле и приправленное овощами, солью и имбирем. За столом мясо едят руками. Ладакхи отрезают куски ножами, заправленными в рукава своей причудливой одежды.
Самый большой деликатес — овечий хвост,
полный сала. Если молодому человеку во время ужина в доме его возлюбленной подают жирный хвост, это верный признак того, что он получил одобрение ее родителей.
На следующее утро я отправился в монастырь Хемис, что в тридцати милях от Леха, на Инде. Монастырь окружен тополями и березами, желтеющими на осеннем солнце. В Хемисе собрана богатая коллекция древних рукописей, в некоторых из которых говорится, что Иисус провел время между тринадцатым и двадцать девятым годами жизни у различных духовных учителей в Индии, Ладакхе и Тибете. В текстах говорится, что сам Будда избрал его для распространения своего священного слова.
Моя следующая экспедиция — в Стокский дворец, который когда-то был резиденцией ладакхских королей. Здание принадлежало вдове последнего наследника короны. Сейчас уважаемой дамы здесь нет — она уже много лет является членом индийского парламента. Вокруг дворца разбросан целый лес беловатых чортенов разных размеров. Со стороны они похожи на окаменевших карликов, между которыми шныряют тени облаков.
Из книги Сотняk Я продолжаю идти к Спитук гомпа. Монастырь расположен на скальном массиве над дорогой, которая вьется через желтеющие поля. В низинах деревенские жители молотят снопы ячменя с помощью черных дзо (это нечто среднее между тибетским яком и коровой), вращающихся по кругу. Их смех и песни достигают моих ушей, как далекое эхо, отдающееся в скалистых холмах. Басовый звук прорезает воздух со стороны Спитука. На краю крыши два монаха дуют в продолговатые медные трубы — тун, из которого исходят чудесные звуки. Внутри монастыря идет утренняя служба, и по гомпе разносится аромат зажженных благовоний. Пока я слушаю хриплые голоса лам, один из послушников ставит передо мной деревянную чашу с беловатой жидкостью, от которой исходит странный запах. Внутри плавают сотни кружочков жира. Это знаменитый тибетский чай — соля. Его делают, добавляя в заварку черного чая горячую соленую воду и прогорклое масло тибетского яка. Чем прогорклее и вонючее масло, тем лучше.
Через несколько дней я возвращаюсь в Лех. На улицах ни души живой. Большинство магазинов закрыты, холодный ветер раздувает бумажные отходы и опавшие листья. Во всем городе царит ощущение мрачного запустения. Интересно,
именно так Будда представлял себе идеальную пустыню,
в которой слышен только плеск одной руки и пахнет летним дождем?
После долгих раздумий и неизбежных чаевых, чтобы не застрять в листе ожидания, я сажусь на самолет в Нью-Дели. Подготовительная машина делает серию стремительных петель, горячий чай проливается на пирожные с карри и набирает высоту, когда сквозь стекло проступают выбеленные снегом вершины Гималаев, долины, вырубленные в скалах, деревни и города Ладакха, утопающие в объятиях осеннего солнца.